Восьмидесятилетний полковник в отставке: бывший начальник курса в одном военном училище, проснувшись осенним утром, зашёл в домашний рабочий кабинет. Он давно принял решение, но мешала жена. Она, как бы чувствовала и неотлучно находилась при нём. Сегодня её не было. Она вчера уехала к заболевшему внуку старшего сына на дачу, которая располагалась в округе станции «Белые столбы», пообещав, вернуться через день.

Внимательно осмотревшись, словно он в первый раз видел кабинет, полковник сложил дешёвые детективные книги в мягких потёртых обложках в высокую стопку, перевязал коричневым шпагатом и выбросил в мусорное пластмассовое ведро. Зайдя в ванную, тщательно выбрился электрической бритвой «PHILIPS», снял с деревянной вешалки выглаженный парадный мундир и надел. Китель оказался просторным. За последний год полковник сильно похудел. Выпив сто грамм водки «Русская», он посмотрел во встроенное овальное зеркало в белом шкафу и не нашёл ничего интересного в себе. Затем плотно закрыл окна в кабинете, прошёлся по комнатам, проверяя, нет ли жены дома, он уже не наделся на свою память.

На улице срывалась секущая снежная крупа. Рычал отбойный молоток: возле дома при жёлтом свете фонарей строили автомобильную стоянку. Загустевшая темень расползалась, через которую просачивались мелкие продрогшие игольчатые рассветные лучи.

Год назад у полковника обнаружили неоперабельную злокачественную опухоль головного мозга. Сначала появились частые головные боли, тошнота, потемнение в глазах, к которым стали добавляться ухудшения зрения и слуха, светлые пятнышки, мелькавшие вдоль поседевших висков. Опухоль прогрессировала, как и боль, от ожидания которой у полковника мутилось в голове, и ему хотелось, чтобы кто-то стукнул деревянным молотком по его затылку, и он провалится в безсознание. Он думал, что от боли сойдёт с ума. А кому нужен сумасшедший пенсионер — полковник? Санитарам психиатрички.

В кабинете он вынул из высокого красного шкафа тульское гладкоствольное ружье (ТОЗ-34), которое ему подарили выпускники на пятом курсе в 197… (он запамятовал) году, оставив на коричневом гладком прикладе свои подписи: сотня будущих офицеров. Многие подписи стёрлись, С трудом разобравшись с оставшимися, полковник отвёл вправо рычаг запирания, выдвинул два патрона, чтобы убедиться, что они там, тщательно осмотрел их дно. Затем нижние концы выступов муфты приставил к верхней части выемов ствольной коробки и не спеша совместил выступ с выемом, чтобы казённая часть ствола вошла в ствольную коробку, поставил приклад на паркетный пол, подвёл ствол ко рту, (пистолет он сдал, когда ушёл на пенсию) и большим пальцем правой ноги нащупал спусковой крючок.

«Какая глупость, — подумал он, — в мундире и босой». Полковник достал из обувного шкафа чёрные начищенные туфли. Они были узковаты для его оттёкших ног, и он несколько раз смахивал с лица пот, пока надел. Потом снова засунул в рот ствол и, вытянув во всю длину правую руку, попытался наложить большой палец на спусковой крючок. В это время зазвонил телефон. Полковник недовольно поморщился, отложил ружьё и нехотя взял трубку.

— Ты не забыл, — спросила жена.

— Что?

— Тебе нужно ехать в госпиталь на Пехотный. Там твоего выпускника Костю Завьялова сегодня хоронить будут.

При упоминании о госпитале память загрузилась одноместной высокой палатой с деревянной койкой. Жёлтой тумбочкой с белым цифровым телефоном, плотным запахом валерьянки. Окном, через которое он, когда отпускала боль, рассматривал просторный, пустой двор. Лица врачей он не помнил. После госпиталя он попал в онкологический центр на Каширке. Запомнился узкий балкон на двадцать первом этаже и просторный вид на московские многоэтажки, среди которых он безуспешно пытался отыскать свой дом.

«После, — подумал полковник, — вернусь с похорон, отдам долг и всё закончу». Он поставил ружье в шкаф, закрыл дверцы и вызвал такси. Дорогой у него крутилась неясная мысль о Косте Завьялове, но дальше имени и фамилии не пробивалась.

Во дворе госпиталя полковник встретил остаток своих выпускников: из ста офицеров десятка три. Гроб уже вынесли. Полковник внимательно осмотрел лицо Кости: неразгаданная мысль, мелькнувшая в дороге, не давала покоя.

Костя был хватким на иностранные языки. Он в совершенстве овладел немецким и английским языками. Училище закончил с красным дипломом. В среде курсантов его звали: вольняга! за свободолюбие на семинарах по научному коммунизму. Свободолюбие прощалось за нестандартные решения практических задач по контрразведке. Он же до выпускного вечера подбил курсантов подарить полковнику тульское ружье.

Костя был военным с богатой биографией: работал оперативником в особом отделе танковой дивизии в Дрездене. Закончив курсы групп специального назначения, штурмовал дворец Амина, остался снайпером в Афганистане, потом переместился в Чечню, где и погиб. Говорили разное: споткнулся на противопехотной мине… Словом, детали гибели Кости полковник не знал. Знал только одно: погиб и видел схваченное, затвердевшее в белизне лицо.

Вначале вырезалась мысль: а мог ведь и не погибнуть! Потом мысль развернулась: я виноват! И окончательно оформилась воображением: кабинет начальника училища генерала — майора Сергея Тарасовича Кудрявцева за длинным суконным столом. Возле стены с доской с расписанием спецдисциплин, которая была зашторена коричневым тяжёлым полотном, на стульях примостились Дарья Ивановна — заведующая кассой взаимопомощи — и Надежда Карповна — кассир.

— На Вашем курсе неприятности, полковник, — начал начальник училища. — Дарья Ивановна и Надежда Карповна говорят, что Костя Завьялов, которого курсанты назначили кассиром курса, (генерал мог бы это и не говорить, полковник и так знал) неделю назад получил не сто рублей, как положено, из кассы взаимопомощи, а двести и скрыл сотню. Не вернул. Они ошиблись. Выдали лишнее. Говорили с Костей, а он твердит: не получал.

— А почему они думают, что Костя? — спросил полковник.

— Да мы в тот день больше никому деньги и не выдавали.

— Да и я по своим каналам проверил, — ответил начальник училища. — Мне доложили, что Завьялов два дня гудел со своей группой в ресторане «Варшава». Шампанским накачивал. Гусар хренов. Буду готовить приказ об отчислении за, — генерал подумал, — воровство не подходит, недоброкачественный моральный облик. Он же вольнодум.

— Не верю, — сказал полковник. — Не тот парень, не мог Костя взять лишние деньги. Он на коломенскую овощную базу в ночь ходит подрабатывать, а потом с ребятами гудит.

— Выходит, что мы взяли, — вспыхнула Дарья Ивановна, — а на Вашего курсанта списываем.

— Ну, зачем так сразу. Могли ведь куда-нибудь сунуть и забыть. Перепутали день. Да мало ли.

— Проводить разбирательство я не буду, — сказал Сергей Тарасович. — Тут трудно что-либо доказать. Гусарил. Скажет: на свою стипендию. А чтобы от греха подальше, приказ на отчисление.

— А если он не виноват? Обидим парня, — не уступал полковник, — всю жизнь испортим.

— Да, — протянул Сергей Тарасович, — такое может быть.

— Так что же, — всплеснула Дарья Ивановна, — на нас спишут, и нам деньги отдавать.

— Ну, почему Вам, — усмехнулся полковник. — Сергей Тарасович давайте закроем. — Он достал бумажник, отсчитал сотню рублей и отдал Дарье Ивановне.

Генерал захохотал.

— А ведь верно, — сказал он. — Дело — то закрыли. А то отчислили бы парня, а он, может быть, действительно и не виноват. Обидели бы на всю жизнь. Какой бы дорогой пошёл?

«Вот так, — думал полковник, глядя на Костю, — ошибку я тогда совершил, парень, отдал сто рублей, а если бы не отдал, отчислили бы тебя и пошёл бы ты другой дорогой. Не брал бы дворец Амина, не снайперил бы в Афганистане и Чечне… А я сегодня приложусь к тульскому ружью. Устал!». Полковник посмотрел на бывших выпускников. Он стоял в центре и мог без труда рассмотреть их лица, но в глаза почему-то бросались не их лица, а виски, которые не уступали вискам полковника. « Нет, — подумал он. — Чтобы сказал Костя? И что скажут они? Потягаемся ещё с болью». Он был уверен в жизни. « И не для этого мне ребята ружьё подарили!».

После похорон к полковнику подошёл Александр Горяев. Бывший выпускник. Генерал — лейтенант. В последние годы он входил в состав комиссии, инспектировавшей Байконур.

— Вы приехали на такси? — спросил он.

— Да.

— У меня служебная машина. Прикажу, чтоб отвезли Вас.

Когда он шёл к машине, бывшие выпускники выстроились и отдали честь. Он почувствовал, как всколыхнулось сердце, и улыбнулся в душе.

Полковник не знал, что всё крепко задуманное и беспрерывно воображаемое человеком очень часто исполняется, но в совершенно ином виде, чем представлялось. Дорогой он уснул и не заметил, как при въезде на Таганский мост на машину наскочил тяжеловесный грузовик. От удара «Форд», взлетев в воздух, пробил железную преграду и рухнул в Москву — реку. Полковник всё это не видел. Он умер в дороге от сорвавшегося тромба.

Валерий Рыженко

От admin

Добавить комментарий